– Встань посередь двора! – прикрикнул кот, припуская следом.
Ступа стояла во дворе и, наклонившись к крыльцу, приглашала взобраться на борт. Кот потерся о порог.
– Ну избушка, прощай. Веди себя хорошо, не скучай, гостей не пускай, скоро вернемся!
И, сбежав по ступеням, он запрыгнул в ступу, наклонившуюся почти горизонтально к крыльцу, и обернулся ко мне.
– Ну чего ты там? Не боись, полетели. Я Иву обещал, что с твоей головы волос не упадет. Я за тебя в ответе и рисковать тобой не буду.
Я невольно подалась вперед.
– Ив взял с тебя такое обещание? Он за меня волновался?
– А то как же? – искренне удивился кот. – Чай, ты ему не чужая. Хотя, – помолчав, осуждающе добавил он, – ты, его как чужого проводила. Так что, летим? Метелку только не забудь.
Я схватила метлу и сбежала с крыльца, запрыгнув в наклонившуюся ступу и потеснив вжавшегося Варфоломея. Помахав рукой избушке, оттолкнулась от земли метлой и, как научил кот, прокричала название села, куда лежал наш путь.
– Да потише, – прибавила я от себя.
Ступа медленно оторвалась от земли… и пробкой шампанского выстрелила в облака.
На таких лихих аттракционах даже в Луна-парке не катают! Я визжала, кот, вздыбив шерсть, жался к моим ногам. Как только метлу не выронила – сама себе поражаюсь. Полет напоминал показательные выступления по воздухоплаванию. Ступа сперва бороздила небо зигзагами, подобно мячику для пинг-понга, потом, дав нам отдышаться, плавно заскользила по волнистой линии, словно была лыжником в Куршевеле.
– Варфоломей, – окликнула я кота, – а что это за Чаруево такое? Там что, одни волшебники живут?
А что, есть же в Америке городок, где живут одни пенсионеры. А в скольких городах есть китайские, индийские районы! Почему бы в Лукоморье не найтись деревушке, сплошь заселенной волшебниками? Наверное, там по улицам самодвижущиеся телеги ездят, дрова из леса уже нарубленными прикатываются, и, стоит только подойти к колодцу, ведра уже полными выскакивают. А еще там круглый год лето и солнце, даже в январе, когда все Лукоморье снегом занесено.
– Скажешь тоже, – охладил мои фантазии кот. – На все село одна Забава из чаровников и сыщется.
– Село в честь нее назвали? – с уважением спросила я. А Забава-то не так проста, как Варфоломей описывает.
– Велика честь! – фыркнул кот и пустился в объяснения: – На месте села раньше лес был, в лесной избушке кудесница жила, Агафья. Народ прознал о ее чудесах и повалил в избу. Скоро просителей стало так много, что изба их уже не вмещала, народ стал за забором на ночлег устраиваться. Постепенно лес повырубили, избушек вокруг дома Агафьи настроили, появилась деревня – Чаруево. Волшебницы на свете уже нет давно, а деревенька со временем в целое село разрослась.
– А Забава к этой Агафье отношение имеет? – поинтересовалась я, гадая, уж не дальняя внучка ли она волшебнице. Вот уж некстати это было бы! Поди, от знаменитой прабабки передался ей какой-нибудь сильный артефакт и, в случае чего, с Забавой так просто не сладишь.
– Никакого, – успокоил меня Варфоломей.
– Это тебе тоже кошечки твои рассказали? – с улыбкой уточнила я.
Кот самодовольно встопорщил усы.
– А то кто же!
– Наверное, волнуешься?
– Почему? – не понял он.
– Давно ведь в селе не был?
– Да уж года три как.
– С тех пор, поди, уже не только сыновья с дочками, но и внуки твои народились, – объяснила я.
Варфоломей встревоженно вздыбил шерсть и надолго погрузился в молчание, видимо, подсчитывал, сколько деток успели народить ему случайные подружки, и сколько внучат за три года могли настрогать эти детки.
Да и для Забавы три года даром не прошли. Вдруг она за это время успела существенно продвинуться в своих магических опытах и теперь может составить достойную конкуренцию Василисе? О себе, в силу временной волшебной нетрудоспособности, молчу.
Не успели мы с котом вздохнуть с облегчением и насладиться полетом, как ненормальная ступа понеслась стрелой над самой кромкой леса. Наверное, если смотреть с земли, зрелище было впечатляющим, но, находясь в «кабине пилота», я не чаяла сойти на землю.
– Она всегда так лихачит? – вопила я, стараясь перекричать ветер.
– Это она кочевряжится, хозяйку в тебе не признает, проверяет, – орал в ответ кот. – У Яги летала тише воды ниже травы, каждому движению метелки повиновалась.
– Как же мне с ней сладить? – выла я, уворачиваясь от летящего прямо по курсу голубя.
– Не знаа-ю, – мяучил кот. – Но сделай же что-нибудь!
Ступа, чувствуя безнаказанность, стала стремительно набирать высоту. Зеленое море леса на глазах сужалось в квадратик, со всех сторон зажатый игрушечными полями и деревеньками с домами размером со спичечные коробки.
– А ну тихо! – взревела я, вдарив метлой по боку ступы. – На дрова пущу!
Ступа зависла в воздухе. Мы с котом настороженно переглянулись.
– Получило… – обрадованно начал Варфоломей, но тут ступа камнем рухнула вниз. – О-о-о! – заголосил он. – Штошшштытворишшшь!!!
Посадка была жесткой. Ступа вывалила нас на пригорке, у подножия которого расстилалось село, и штопором ввинтилась в облака.
– Хорошо хоть до места доставила, – проворчал кот, глядя вниз.
С пригорка село Чаруево, прямоугольное по форме, напоминало щедро накрытый стол, со всех сторон окруженный зеленой скатертью полей. В самом центре, словно высокий пышный каравай, возвышалось красивое деревянное строение. Его обступали крыши домов, выкрашенные в желтый цвет и похожие на треугольники сыра. Жмущиеся к ним сараи с высоты – что горбушки хлеба. Разбитые вокруг домов огороды – будто пучки петрушки и укропа, разложенные заботливой хозяйкой. По трем сторонам от села – засеянные поля, на которых трудились маленькие фигуре в светлых рубахах. С четвертой стороны – луг, словно нарисованный кистью импрессионистов – столько в зеленом море травы разноцветных мазков: синих, сиреневых, желтых, розовых, белых. Ветерок ворошил цветочный ковер, и тот казался размытым, нечетким. Цветы обтекали бело-черные и бежевые овалы, рассыпанные по полю, словно горсть бусин. Это коровы паслись на лугу под чутким руководством пастуха – маленькой белой точки, застывшей на краю луга. И с ароматом луговых трав ветер доносил нежные звуки свирели. Благодать! Я еще не успела спуститься в село, а уже была очарована его безмятежной идиллией.