– Нету денег – неча зенки пялить!
Я с досадой потупилась, в надежде отыскать оброненную монетку. Без сувениров не помру, а вот попасть в Златоград как-то надо. А для этого нужно оплатить входной билет. Может, повезет, и я найду необходимую монетку? Увы, кроме дорожной пыли и стоптанных лаптей соседей по очереди, я ничего не углядела. Что же делать? Не могу же я своровать монету из кошеля впереди стоящего мужика, хотя кошель и висит на поясе, а мужик как раз повернулся ко мне так, что только руку протяни – и… «Это твой шанс», – прорезался внутренний голос. «Это воровство!» – возмутилась я. «Это возможность попасть в город и спасти Ива. Это воровство во спасение». Помешкав, я уже подняла руку, как вдруг вздрогнула от грозного рыка.
– Так почему деньги за вход берут? – Коробейник снова окликнул охотника, не спешащего отправляться по своим делам.
– В самом деле почему? Всю жизнь безо всякой платы в город ходили – и на тебе! – повернулся к нему мужик с кошелем, не оставив мне никакой возможности добраться до денег.
«Проворонила ты свою удачу, тетеря! – хмыкнул внутренний голос. – Как теперь в Златоград попадешь? Уж не думаешь ли ты, что станешь юбилейной посетительницей за день и тебя пропустят бесплатно?»
– Бояре опасаются наплыва зевак в город ввиду предстоящей свадьбы и последующей за ней казни, – охотно объяснил охотник. – Вот и решено ввести входную плату, чтобы поумерить пыл ротозеев.
– Это кто тут еще ротозеи? – разъярилась баба.
– Это что еще за порядки такие? – закипел коробейник и с треском захлопнул свой ящик.
– Непорядок! – поддержала его очередь.
– Вот и я говорю! – Коробейник тряхнул ящиком и сдвинул его за плечо. – А ну, ребята, навалимся всем честным народом, не дадим себя одурачить!
То, что за этим последовало, по ощущениям можно назвать «безбилетные фанаты берут штурмом стадион, где проходит концерт «Депеш Мод». Варфоломей, завидев несущихся на нас мужиков и баб (позади уже образовалась приличная толпа), взвыл и запрыгнул мне на руки. Тут же нас с котом сплющили, едва не сбили с ног и потащили к воротам. Опомнились мы уже в центре города, когда толпа, прорвавшая оцепление, растеклась по улочкам.
– Повезло! – прокряхтел Варфоломей, высвобождаясь из моей хватки, спрыгнул на землю и принялся вылизываться.
Рядом горестно стенал охотник, вытряхивая из колчана обломки стрел. У мужика, в отличие от нас, день определенно не удался.
Пока кот наводил марафет, я огляделась по сторонам. Толпа вынесла нас на небольшую круглую площадь к колодцу. Площадь с четырех сторон обступали двухэтажные деревянные терема с красивыми резными ставнями и искрящимися на солнце крышами. Похоже, мы попали в элитный район Златограда – центр, близость дороги, колодец под окнами, ярмарка за углом. Впереди тянулись торговые ряды, между ними сновал разношерстный люд, и на несколько кварталов вокруг неслись зычные призывы: «Пряники медовые, мягкие, пуховые!», «В сарафанах от Лукерьи ты сплошное загляденье!», «Если на тебе берет, в женихах отбоя нет!», «Лапти от Степана любому по карману!», «С алой ленточкой в косе женихи полюбят все!».
– Пошли, – позвал меня Варфоломей, намыв усы, и направился к ярмарке.
– Туда? – Я с опаской покосилась на толпу.
– Царский терем за торговыми рядами, а обходить долго, – пояснил кот. – Если б мы были у ворот, лучше было бы по краю обойти. А раз уж нас в самую середку протащили, пойдем напрямик через ярмарку.
Ярмарка оглушила нас разноголосым криком. Расхваливали свой товар торговцы, не упуская при этом возможности обругать продукцию конкурентов. До хрипа торговались покупатели, сбивая цену и выискивая недостатки в добротно сплетенных лаптях и червоточинки в медовых яблоках, от одного взгляда на которые рот наполнялся слюной. Неслись над толпой громогласные приветствия: горожане, завидев на другом конце ярмарки знакомого, спешили засвидетельствовать почтение. А те, кому удавалось пробиться друг к другу, заводили громкий разговор о делах, о здоровье, об урожае, о починке дома, о сватовстве и рождении детей. Две дородные бабы, встав на перекрестке рядов, создали значительную пробку, обсуждая приданое какой-то Марусечки, и сошлись во мнении, что хорошего жениха ей не светит и большее, на что она может рассчитывать, – это пьющий плотник Архипка. Судачили и о предстоящей свадьбе царевны, и о неудавшемся похищении. Отовсюду долетали обрывки разговоров:
– …Свадебка будет знатная!
– …Мой-то с утра на охоте – куропаток к свадебному пиру добывает. Слыхала, поди, царский указ? Всех охотников обещали за дичь щедро отблагодарить, вот все и бросились в лес на заработки…
– А моему куму заказали сто караваев испечь.
– Сто? Брешешь!
– Чтоб у меня язык отсох!..
– …Царевна-то тоскует, убивается, из своей горницы не выходит.
– Ей ли тосковать? Жених какой видный, благородный.
– Видать, по-другому сохнет.
– Это по тому, что ль, что в темнице сидит?
– …Как, ты ничего не знаешь? Да весь город только об этом и судачит. Слушай, как дело было. Молодец один в царскую дружину нанялся, а в ночное дежурство – шнырк в царевнину горницу да из дворца ее хотел увезти. Токмо стражники тоже не зазря хлеб едят…
Заслушавшись разговором и следуя за двумя кумушками, я и не заметила, как ряд, по которому мы шли, внезапно опустел. Яркое солнце отразилось от опустевшей мостовой, заиграло на пузатых боках начищенных самоваров, выставленных в ближайшей ко мне лавке, и ослепило глаза. Не сбавляя шаг, я сощурилась, пытаясь не упустить из виду двух болтушек, и чуть не сбила с ног невысокую, круглую как шар, бабу в синем сарафане, расшитом золотом.