Требуется волшебница. (Трилогия) - Страница 277

277

Дорожка вильнула в сторону, и я свернула вслед за ней, нос к носу столкнувшись с каким-то косматым мужиком. Песенка Красной Шапочки закончилась оглушительным воплем, от которого даже дятел оторопел и на мгновение остановил свою работу.

– Прости, не хотел тебя напугать, – прошелестел мужик.

– Леший? – потрясенно воскликнула я, вглядываясь в его серое лицо.

Показалось, что Леший подурнел с нашей вчерашней встречи и словно лишился своего естественного природного лоска. Словно кто-то безжалостно смыл позолоту с кожи, стер малиновый цвет с губ, притушил звезды в глазах. Даже ромашки в волосах завяли и сейчас уныло свисали с растрепавшихся волос.

– Что с тобой? – с беспокойством спросила я.

– Ерунда, – он нарочито бодро махнул рукой. – Дождика давно не было.

– Как давно? – расстроилась я, вспомнив о своем деле. – Мне позарез нужен свежий гриб. Да погоди, – я спохватилась, – я же вчера только видела много грибов!

– Как давно? Дня три как. Для леса это уже срок. – Леший призадумался. – Найдем тебе гриб. Идем.

– Да не стоит волноваться, вон там я вчера видела грибную поляну. До нее рукой подать.

Леший как-то странно посмотрел на меня и с нажимом сказал:

– Идем со мной. Тебе же нужен самый большой гриб, так? А там одна мелочь.

Ничего себе мелочь! Там один гриб был размером с банку пепси! Но я не стала возражать лесному хозяину, решившему проявить гостеприимство, и последовала за ним, гадая, каких же размеров окажется гриб, который он мне пообещал. Надеюсь, он уместится в корзинку! Хотя воображение уже рисовало мне мухомор размером с навес-грибок в детской песочнице.

Леший шел быстро, я едва поспевала за ним, но вид лесного хозяина не давал мне покоя. В походке Лешего не ощущалось молодецкой удали, она была нетвердой и нервозной. Он двигался, как старик, который не желает признаваться в собственной дряхлости и пытается своим поведением доказать, что он еще молод и полон сил. Но нельзя не заметить, что каждый шаг ему дается с трудом и, выдав марафон на глазах у всех, потом, оставшись один, он будет долго стонать и мучиться от боли в спине и ногах.

– Леший, – осмелилась спросить я, – что происходит? В лесу так тихо. Нет птиц и зверей. И деревья… они кажутся злыми.

Леший потрясенно замер, повернулся, неожиданно резко возразил:

– Лес не может быть злым!

– Но лес может быть… больным? – тихо спросила я.

Леший отвернулся и сердито отрубил:

– С лесом все в порядке. А в сосновом бору всегда тихо, зверье любит селиться ближе к реке.

Ощущение неурядиц, постигших лес, меня не покинуло. Но в компании Лешего стало спокойнее, и тишина уже не пугала своим тревожным звоном. Возможно, я все преувеличиваю? Отсутствие дождя и засуха для леса то же, что для человека похмелье. Вот Леший и выглядит, как после большого бодуна, а лес напряженно ждет благодатного ливня каждым листиком, каждой сосновой иголкой. Вчера влажности в почве было еще достаточно, вот иголки и казались мягкими. А сегодня лес выпил остатки влаги, иголки высохли и больно царапнули.

Леший внезапно затормозил, и я натолкнулась на него, почувствовала, как стрелой напряглась его спина. Сердце сковал страх: какое бы чудовище ни перегородило тропу Лешему, я не хочу его видеть! Но чудовище не выдало своего присутствия ни единым звуком, и я осмелилась выглянуть из-за плеча Лешего. Ни души. Ни экзотического циклопа-великана высотой с небоскреб, ни местного Змея Горыныча. Путь был совершенно свободен. Я с тревогой перевела взгляд на Лешего, который замер на месте и застывшим взором смотрел чуть влево, на корявый высохший дуб. Дуб напоминал сгорбленного болезненного старика, стоящего на паперти и с мольбой тянущего руки к равнодушным прохожим. Словно услышав мои мысли, дерево содрогнулось, застонало, заскрежетало, и этот безнадежный скрежет лавиной мурашек прокатился по коже.

– Леший. – Я потрясла провожатого за плечо. – Что с тобой?

Хранитель леса повернулся ко мне, и от его взгляда я дрогнула. В этих потухших глазах не осталось ничего от той хрустальной ясности ручьев и яркой зелени листвы, которыми я любовалась еще вчера. Эти глаза принадлежали безнадежно больному старику, доживающему свои последние дни, мечущемуся в цепких когтях боли и чувствующему жадное дыхание смерти, затаившейся поблизости. С содроганием я поняла, что Леший смотрит на меня глазами старого дуба и всей своей душой переживает его боль.

– Нет-нет, – я в панике затормошила его, – очнись, слышишь!

Никакой реакции. Рука сама метнулась к щеке Лешего. Показалось, не кожи коснулась – впечаталась в шершавую кору до заноз, не звоном отдалась – глухим ударом по дереву. Но пощечина помогла. Взгляд Лешего прояснился, он дрогнул всем телом и сбросил с себя наваждение. Стушевавшись, отвернулся от дуба и быстро зашагал вперед, бросив мне:

– Идем!

– Леший, – отважилась спросить я. – Что это было?

Он даже не обернулся, притворно-равнодушным тоном пояснил.

– В лесу каждый день что-то рождается, что-то умирает. Такова природа.

Вскоре мы вышли на приветливую солнечную полянку, по бокам которой, между корнями деревьев, протянулся целый грибной поселок. Среди белых, красных и рыжих шляпок особо выделялся гриб-богатырь, с превосходством поглядывающий на своих менее рослых собратьев, которые жались к нему со всех сторон, словно в поисках защиты. Я не сдержала восхищения.

– Вот это гриб!

277