Требуется волшебница. (Трилогия) - Страница 299

299

А потом изба окончательно развалилась, и вот тут уж мне худо сделалось. Какой домовой без дома? А от моей избы только погребок и остался. Спустился я туда, где самоцвет спрятан, и уж было помирать собрался. Долго ли, коротко ли я там просидел, не знаю. Как вдруг засвистела пила, застучали молотки. Глядь – на месте Агафьиной избушки новую строят. Да какую! Не изба, целый терем! Ну думаю, заживу теперь пуще прежнего, пузо наем!.. А оно вишь как обернулось-то…

Клепа тоскливо вздохнул и через дырку на рубахе почесал впалый живот.

– Так, значит, Забава использует волшебство самоцвета? – уточнила я.

– Так и есть, – кивнул домовой. – Ее-то силушки на все эти диковины ненадолго бы хватило. А самоцвет всю ворожбу, которая в тереме творится, своей силой питает и тускнеет с каждым днем. – Он горестно покачал головой. – Знала бы Агафья, на что свет ее добрых дел тратится! На баловство, на игрушки, на забавы пустые…

– А Забава о самоцвете знает? – спросила я.

– Да откуда ей знать? Баба думает, что сама ворожбой сильна. Однако ж подметила, что вблизи развалюхи Агафьи ее силушка растет. Потому и терем свой решила на этом самом месте поставить. Да только недолго ей баловаться осталось, – мрачно заметил домовой, – жар светоча с каждым днем угасает. Не ровен час, совсем потухнет, и тогда Забаве только на себя рассчитывать придется. Эх, этот бы самоцвет да в хорошие руки! Еще осталась в нем силушка, чтобы добро творить. Вот уж Агафья бы порадовалась!

Клепа окинул меня долгим, проницательным взглядом, как будто заглянул в самую душу, и качнул головой.

– Вижу, есть в тебе способность к ворожбе. Да только ты ее тоже себе в угоду используешь. Хотел сперва тебе самоцвет отдать. Но не могу. Растратишь его, как Забава.

– Я не Забава, – обиделась я. – И вообще я и не прошу твой самоцвет. Сдался он мне больно!

Клепа в задумчивости сунул сухарик за щеку и захрустел. Я зевнула во весь рот.

– Ой, – спохватился он. – Заговорил я тебя! Ночь-полночь на дворе давно. Спи, хозяюшка. Спасибо за доброту твою.

Я погасила лучину и вытянулась на лавке, проследив взглядом, как Клепа тащит в угол мешочек с сухарями.

– Спокойной ночи, хозяйка, – прошептал домовой, и на глаза словно накинули черную шаль.

– Даже молочка бедному котику не оставила! – ворчал наутро Варфоломей, прохаживаясь перед пустой миской.

Кринка с молоком исчезла вместе с мешочком сухарей, что вызывало вопрос: а был ли домовенок? Или все это мне приснилось – и вихрастый Клепа, и поход впотьмах на кухню, и мужик, поджидавший то ли Грушу, то ли Дусю на ночное свидание, и рассказ домовенка про самоцвет, питающий магию Забавы? А может, все это сон, выдумка моего подсознания, которое сочинило красивую сказку, чтобы объяснить происходящее в тереме?

– А нечего было шастать неизвестно где, – оборвала его причитания я. – Что, всех деревенских мурок осчастливил?

– Между прочим, – с обидой возразил кот, – я не для себя старался, я за дело радел.

– И много нарадел? – Я заинтересованно свесилась с лавки.

– Немного, – угрюмо признался Варфоломей. – Кошки в тереме не задерживаются – бегут. То тряпка за ними в погоню помчится и гоняет по всему двору, то метла бока намнет, то ведро самоходное обольет с ушей до хвоста. Одно спасение от них – за ворота выскочить. Туда ни одна из диковин не суется.

– А твоя подружка что же, самоубийца? Та, рыжая, которая на крыльце сидела, когда мы сюда пришли?

Варфоломей с укоризной глянул на меня, покачал головой.

– Все-то тебе хиханьки да хаханьки. Белочка сюда лечиться приходила!

– Да знаю я, – перебила я, – тоже мне новости!

– Откуда? – поразился кот.

Я поведала ему о приходе домовенка и об источнике магии, который сокрыт в подполе терема.

– Я так и знал! – мяукнул Варфоломей, выслушав меня до конца, и неодобрительно покачал головой: – Эх, Забава, Забава, некому тебя уму-разуму поучить, а своим не обзавелась. Бывает и простота хуже воровства. А тут вон оно как все обернулось: то волшебство, которое Агафья своей добротой накопила да мечтала людям вернуть сторицей, Забава для себя одной захапала и растратила почти подчистую.

– И что делать будем? – спросила я, заплетая косу.

– А что мы можем поделать? – Кот стукнул хвостом по лавке и спрыгнул вниз. – Была бы у тебя голова на плечах, домовой тебе бы самоцвет передал. Глядишь, и ворожба бы к тебе вернулась, и ты бы продолжила дело Агафьи, помогла людям.

– А у меня что же, горшок на плечах? – с вызовом спросила я.

– Горшок не горшок, – прищурился он, – а толку от твоей ворожбы другим мало. Отобрать у Забавы источник и отдать тебе – все равно что шило на мыло поменять.

Первая попавшаяся под руку тряпка полетела в кота, но тот успел отпрыгнуть в сторону.

– Ага, правда глаза колет! – мяукнул он. – Давай, бей бедного беззащитного котика! К тому же голодного и полностью обессилевшего.

– Когда ж ты успел обессилеть-то? – усмехнулась я, сдувая со лба упавшую светлую прядку. – Пока всех сельских кошек навещал?

– Я, между прочим, производил опрос кошачьего населения, – с достоинством парировал Варфоломей.

– Лучше бы ты домового для начала опросил!

– Так он мне и показался, – фыркнул кот. – Не всякому такая честь выпадает.

– Значит, все-таки честь? – уточнила я.

– А то сама не знаешь! Уважила его, блюдечко с молоком поставила – вот он и явился.

299