Требуется волшебница. (Трилогия) - Страница 300

300

– Вообще-то это я для тебя поставила, – смущенно призналась я.

Варфоломей красноречиво посмотрел на меня и встопорщил усы.

– Беру свои слова обратно. Думал, в кои-то веки ты разумность проявила. А оказывается, то дело везения.

– Ты мне про домовых ничего не рассказывал! – возмущенно возразила я. – Откуда мне было знать? И вообще Что-то я в избушке Яги домового не заметила!

– Быка-то я и не заметил, – проворчал Варфоломей.

– Так он что, есть? – поразилась я.

– Бык? – насмешливо прищурился он.

– Домовой!

– И есть и нет, – уклончиво ответил несносный кот.

– Варфик! – взмолилась я.

– Ну ладно, ладно, – смилостивился он, – рассказываю. Давным-давно, когда Яга жила еще в обычной избе, был у нее домовой. Да такой, что еще многих предков Яги помнил, которые издавна в той избе жили. Случилось так, что прежняя изба сгорела, Яга наняла работников новую строить. А как построила, пришла на место пожарища и давай домового в новый дом звать. А тот возьми и заартачься, мол, стар я стал, никуда не хочу, останусь здесь помирать. Яге очень не хотелось с домовым расставаться – как-никак, много поколений семьи с ним бок о бок прожили. Думала она всю ночь и весь день, а на следующее утро пришла да и предложила ему такое, от чего тот мигом умирать раздумал и с ней пошел.

– И где же он есть? – удивилась я. – В подполе где сидит?

Кот пригладил лапкой манишку, распушил усы, сверкнул глазами.

– Только не говори, что ты – это он! – Я ахнула от внезапной догадки.

Варфоломей прошелся из угла в угол, нагнетая интригу, и наконец молвил:

– Я – это не он, я – только его часть.

– В смысле? – потрясенно спросила я.

– Домовой пожаловался Яге, что тело его вконец одряхлело, а душа устала быть привязанной к дому, рассказал о своей мечте повидать мир, и Яга нашла решение, которое его устроило. Она взяла душу домового и разделила ее на две части. Одну часть вселила в саму избушку, чтобы всегда в доме была.

– Ничего себе! – выпалила я. – А вторую?

– Тебе сказать или сама догадаешься? – Глаза кота насмешливо вспыхнули.

– Неужели вторая вселилась в тебя? – Я подпрыгнула на месте.

– Вторая – это и есть я, – поправил он. – Избушке досталась та часть души, которая радела за благополучие и достаток в доме. В кошачье тело вселилась та, которая рвалась на свободу и мечтала посмотреть мир.

– Погоди, – я тряхнула головой, – но если избушка ожила за счет половины души домового, почему она ведет себя…

– Как женщина? – продолжил за меня кот. – Очень просто. В каждой душе есть бабье и мужицкое начало. Бабье досталось избушке, мужицкое – мне.

– Теперь понятно, почему избушка такая заботливая, а ты такой гулящий, – заметила я. – А кошачье?

– А от кошачьего никуда не деться. – Варфоломей выгнул спину. – Яга ведь не вынула душу из кота, она лишь подселила к ней душу домового. Так что я наполовину кот, наполовину домовой.

– Ничего себе! – вырвалось у меня. – А ты не жалеешь, что так все получилось?

Варфоломей стукнул хвостом, распушился, как шар, и мяукнул:

– Я самый необычный домовой на свете. У меня есть дом, и в то же время я могу уходить от него довольно далеко и повидать мир. Другой судьбы я себе и не желаю.

– А как же Клепа? – вдруг удивилась я. – Почему он не показался тебе, разве он не чует в тебе своего?

– Хм-мрр, – проурчал Варфоломей. – Вдали от дома я в большей степени становлюсь котом, нежели домовым. Да и другим домовым и в голову прийти не может, чтобы в кошачьем теле жила душа домового. И мне раскрывать себя нет нужды.

– Но ведь ты мог бы расспросить местных домовых и узнать немало интересного, – возразила я.

– Зачем? – Варфоломей задрал хвост трубой. – Когда у меня есть кошки. О происходящем в доме кошки осведомлены не меньше самого домового и поведают об этом с большой охотой. Тогда как из домового обычно сведения о хозяевах не вытащишь – тайна семьи, понимаешь ли! Да что там, сам такой, – вполне с человеческой мимикой ухмыльнулся кот. – К тому же от кошек куда больше проку.

– Да уж, – не удержалась от ухмылки я.

– Они ведь не только в доме живут, но и на улице гуляют, – невозмутимо продолжил Варфоломей. – А значит знают куда больше, чем домовые, которые привязаны к дому.

– Правда твоя, – признала я.

– Ну хватит болтать, – спохватился он. – Пора подкрепиться да в дорогу отправляться.

Терем уже потихоньку оживал. Поскрипывали двери и половицы, агукали проснувшиеся малыши, нет-нет да доносился грохот посуды из кухни. Но звучный голос Забавы еще не разносился по всему дому и двору, отдавая распоряжения прислуге. Тряпки-самотерки и ведра-водоносы еще тихонько дремали перед началом новой трудовой смены. Так что терем выглядел обычным жилищем обычной сельской семьи.

Заглянув на кухню, я предупредила Устинью о домовом и попросила оставлять ему мисочку молока и хлеба. Услышав, что домовой все это время голодал, повариха расстроенно всплеснула руками, чуть не выронив ухват с горшком каши, который она вытаскивала из печи.

– Да как же так! Я-то ведь думала, Забава о том заботится. Она ж тут хозяйка! Как же теперь вину-то свою загладить? – Она сокрушенно покачала головой.

Я поспешила успокоить ее, что домовой зла не держит. А повариха пообещала кормить его отборными сливками и караваем из печи. Так что за продовольственное обеспечение Клепы можно было быть спокойной. Во всяком случае, пока Устинья работает в тереме.

300